Про телевизор

самый неприличный вопрос на телевидении таков: “А что вы сейчас читаете?” На вопрос про чтение кумирам непонятно, как отвечать, потому что для большинства честный ответ звучит так: “Я уже давно, лет 10, ни хрена не читаю, только глянцевые журналы, где про меня пишут”.

Это колоссальное изменение роли книги как источника информации заметно во всем — ну, например, когда Пугачева в 1980-х пела песни на стихи Мандельштама, эстетов это коробило, но я узнал Мандельштама именно благодаря Пугачевой, потому что в школьной библиотеке города Иваново никаких мандельштамов не водилось. И я хорошо запомнил тех лет интервью с Пугачевой, в котором она говорила, что всегда читает на ночь стихи, при любых обстоятельствах, как бы ни устала, и это выглядело не позой, а скорее гигиенической привычкой разумного человека чистить мозги перед сном.

Если не чистить зубы, появится кариес; если не читать книги, закисают мозги. Половина телегероев говорят сегодня то же, что говорили и пять лет назад,— в них не видно развития. Я говорю о книгах, потому что именно книга заливает в бак мозга горючее, состоящее в вопросах: зачем я живу? Бессмыслен ли мир? Если нет вопросов — нет и человека.

О том, что заменило ум на сегодняшнем телеэкране, а шире говоря, и в России вообще, мне очень наглядно объяснил Федор Бондарчук, образцовый герой обложки журнала “Hello!”, режиссер снявший “Обитаемый остров” – эдакий гламурный клип по антигламурным Стругацким.

Бондарчук рассказал, как он снимает кино по, условно говоря, голливудским технологическим лекалам: диалог на экране, который зритель воспринимает как единый план, склеивается из шести дублей, что дает шанс даже середнячка сделать великим актером. Или используется приём “отстраненного внимания”: это когда во время монолога героя показывают не его, а второстепенного персонажа, Актер Актерыча, чья реакция и заставляет нас верить, что герой прекрасно играет.

Эти технологии существуют ради технологий. Бондарчуку решительно всё равно, на какую тему снимать кассовый блокбастер. Вступил в “Единую Россию”, полагаю, чтобы облегчить финансирование прочих съёмок, это же так технологично! До блокбастеров Бондарчук снимал технологически безупречные клипы: неважно, на какую попсу, неважно, для какой певицы или певца,— важно, что за хорошие деньги. “Милый и богатый” — это и есть сегодня тот типаж, которого все обожают. Умный ведь может и начать говорить то, что он думает, а милый и богатый может говорить только то, что он знает. Потому-то Бондарчук и говорит повсюду в защиту “Обитаемого острова”, что картина взяла самый большой в стране фильм-бокс. Вот вы можете себе представить Тарковского, хвастающегося размером кассовых сборов “Зеркала” или “Иванова детства”? Я и Эльдара Рязанова в таком качестве представить не могу.

Иван Ургант, отличная реакция, 31 год, ожидаемые шутки, показан по всем каналам, колоссальные гонорары за проведенные корпоративы, квартира в Доме на набережной — вау! Герой. Федор Бондарчук, Михаил Пореченков, Николай Фоменко — герои, герои, герои. Вам ведь они нравятся, правда, да? Большинство из этих людей считает своей добродетелью одну: умение развлекать. И только. Добро, зло, обман, стыд, подлость, предательство, отчаяние, поиск выхода, самосовершенствование, утрата и обретение веры, закольцованная злосчастность истории, то есть все, что придает человеческой жизни вес, заставляя ее отпечатываться на земле, — об этом еще можно говорить с людьми старой школы, то есть с Ярмольником или Гармашем. С выпускниками школы новой — нельзя. Непонятна сама тема для обсуждения. Так, для актера неважно, кого играть, Моцарта или Сальери, за него думает режиссер, и в этом смысле у нас телеведущих нет — остались одни телеведомые.

Вы их видите с той стороны экрана, и они вам нравятся, потому что вы такие же милейшие люди, которые тоже очень хотят денег и любви, и давно не читают книг, со вздохом смотрят на тех, кто что-то пищит о нравственности и морали.

Леонид Ярмольник — человек, к слову, проделавший над собой титаническую работу со времен “Вокруг смеха” и пресловутого цыпленка-табака (что тогда заставляло меня относиться к нему примерно так же, как я сегодня отношусь к Бондарчуку), заметил, что актеры, прошедшие школу сериалов, навсегда остаются порчеными для кино. Они, в принципе, профессиональны, могут изобразить страх, любовь, отчаяние, но никогда уже не смогут изобразить оттенки.

Это очень жестокая оценка, но можно посмотреть встык, скажем, “Адмирала” с Колчаком-Хабенским и “Анну Каренину” с Карениным-Янковским — и сразу станет понятно, почему Янковский никогда не снимался в сериалах, а Хабенский никогда не дотянется до Янковского. Я сейчас даже не только про телевизор, я вообще про жизнь: игра на понижение, на упрощение разливает внутри пустоту, которую старшие поколения заполняют алкоголем, а младшие немыслимым пафосом при полной убежденности, что весь мир таков.

Самым непафосным и простым в общении для меня был Микки Рурк. У него вообще довольно пацанская биография: его бил отчим, он занялся боксом и набил морду отчиму, мать выгнала из дома, подрабатывал, накопил на актерскую студию, добился успеха, связался с дурной компанией, пропил и промотал все, что было (включая “роллс-ройс”), ради заработка дрался на ринге, постепенно вернулся в кино… В студии в тот день валилось все: у гримеров выпадали из рук кисточки, потому что это был “сам Рурк”, в двери лезли пьяные телезвезды, чтобы с “самим Рурком” сфотографироваться, бились чашки с кофе и падали стулья — вокруг царила истерика, — а мне, повторяю, было легко, потому что это из него все делали героя, а он из себя героя не делал. “Микки, ты по-прежнему посещаешь психиатра?” — “Да, потому что без него мне не выкарабкаться”.— “А что ты сейчас читаешь?” — “Мемуары одного рестлера, мне очень интересно”.— “Как для тебя выглядит самая счастливая ночь жизни?” — “Я сижу со своими собаками на берегу и слушаю, как шумит море”. Попробуйте-ка наших спросить про психиатра или про ночь!

Я с легкостью могу представить, кого бы я хотел видеть в эфире, когда бы вел его, скажем, век назад. Потому что очевидны герои того времени. Путешественники. Поэты. Военные. Инженеры. Изобретатели. Летчики. Хирурги, вирусологи, вообще врачи. То есть тогда кумирами были исследователи и преобразователи мира, а если какие-нибудь актеры в этот список и попадали, то на правах украшения. Основу составлял все же принцип открытия — хотя бы Станиславским “школы переживания”. Кого сегодня интересуют космонавты или путейские инженеры? Физики или стихотворцы? Мир для моих сограждан — это телевизор. Герой телеэкрана — тот, кто создает запоминающийся образ. Зачем образу познавать мир?

Телевидение — это довольно убогий информационный источник, и это – причина, по какой я телевизор уже лет 10 как не смотрю. Быстрая смена картинок и крохотные цитаты, ставка на эмоцию — это как пролетевшая мимо модница. Радио по своим возможностям богаче телевизора, журнал — сложнее радио, книга — сложнее журнала, а интернет — сложнее всего перечисленного, потому всё перечисленное в себя включает. Телевидение просто по своей технологии лживо и криво, и, например, прямой эфир — это попросту один из механизмов выпрямления этой врожденной кривизны. Без этого телевидение легко превращается в пропаганду.

Поколения, черпающие информацию о мире через телевизор; доверяющие телевизору и мечтающие в телевизор попасть, совершили грех подмены мира иллюзией мира. Они перестали изучать планету, Вселенную, себя и стали потреблять телевизионный продукт. Ведь консюмеризм с его пресловутой пирамидой искусственно созданных потребностей есть просто ориентация на телекумиров. Я вообще порой полагаю, что наше телевидение и завело нас в наш кризис. Хотите, чтобы кризис кончился? Кончайте играть в ящик, сыграйте в жизнь.

Микки Рурк: