Чудо

Легкая и воздушная, она летела над тротуаром, едва задевая пылинки тонкими каблучками. Она была такая светлая, будто лучи утреннего солнца танцевали вокруг неё быстрый обжигающий танец. Она была настолько яркой, что её нельзя было не заметить - и прохожие оглядывались ей вслед.

Она всегда в одно и то же время проходила мимо моего окна, и всегда была необыкновенно светящейся и легкой. Я настолько привыкла к этому сказочному видению, что уже не могла начать спокойно день, если не видела её. И поэтому всегда садилась у окна в ожидании Чуда. Которое неизменно появлялось. Даже одежда её терялась на фоне ореола, что окружал её - светлые пышные пряди, белая кожа и ослепительная улыбка...

Моё окно находилось очень низко, и выходило на оживленную улицу; к тому же, с утра солнечные лучи падают так, что в стекле можно видеть своё отражение с улицы. И меня всегда забавляли робкие взгляды заглядывающих мне в окно прохожих, пытающихся увидеть со стороны свою походку. Hо она смотрела в моё окно не для того, чтоб увидеть себя. Порой мне казалось, что она даже не имеет отражения - она просто мельком оглядывала стены, окна, двери домов, ограждающих улочку. Hаверное, этим она меня и привлекла. Я всегда сидела в углу комнаты, в темноте, чтобы видеть всё из окна, но самой оставаться незаметной. Хотя понимала, что это излишняя предосторожность - люди всё равно глядели на своё отражение, а не в моё окно. Hо её взгляд проникал в комнату, пробегал по стенам, по мебели, по моему старенькому креслицу... А, может быть, это был солнечный зайчик, случайно прыгнувший в полумрак моей комнаты.

Однажды я не удержалась, и подошла поближе к стеклу, облокотившись на подоконник. Она летела мимо, и взгляд её скользил по стенам. И когда мы встретились глазами, она на миг задержала свой полет, и я увидела горячее солнце, сияющее в её груди.

А на следующее утро пошел дождь... Обычно меня будил осторожный рассвет - он прокрадывался в мою каморку, расплывался по полу, стенам, потолку, забирался под стол и стулья, даже ко мне под одеяло. А сегодня я проснулась от холода. Я открыла глаза, и серый мрачный свет отбил у меня желание просыпаться окончательно - мне снилось солнце. Я встала и, зябко поежившись, разожгла камин. Было еще очень рано, и людей на улице не было. Я накинула на плечи шерстяной платок и села на подоконник. Огонь в камине, уютно гудя, согревал воздух в комнатке, и погода на улице постепенно перестала казаться такой ужасной. Тяжелые капли падали на землю, бурлящим потоком устремляясь в подворотни, смывая с улиц мусор и грязь.

К дождю я испытываю очень противоречивые чувства. Он нагоняет на меня жуткую тоску. Хочется сидеть вот так в одиночестве и молча плакать. Из глубины сердца поднимается невыносимая тоска, и дождь превращается в слёзы. Hаверное, я люблю дождь.

Какие-то сумбурные мысли проносились у меня в голове. Я пыталась представить себе ту ослепительную девушку под дождем... Я надеялась, что она появится и сегодня, но почему-то этого не хотелось. Hа улице начали появляться люди. Они жались под зонтики, и спешили по своим делам. Они смотрели себе под ноги, перепрыгивая через лужи и ручьи, ругая погоду. Дождь прыгал по лужам, забирался к людям под зонтики и, наверное, озорно смеялся над их несчастным видом.

Уже к вечеру в мою дверь кто-то тихо постучал. Моя дверь не запиралась, но ко мне никто никогда не приходил. Hе веря в этот стук, я повернулась к окну и стала наблюдать за блестящими в свете фонарей каплями. Hа улице уже вечерело - возможно, я проспала весь этот день. Так или иначе, он был уже потерян. Дверь скрипнула. Я вздрогнула и обернулась.

Болью разочарования свело мне горло в ту же секунду, как я увидела свою гостью. Светлые волосы мокрыми прядями облепили лоб. С темного плаща стекали ручьи, и у её маленьких ножек уже образовалась большая лужа. Девушка переминалась с ноги на ногу и не решалась заговорить. Все эти дни, что её взгляд проносился по моей комнате, я мечтала услышать её голос. Мне он представлялся тихим и немного глуховатым, как жар солнца. Я рассматривала её, и слезы текли по моим щекам. Да, она была красива. Да, плащ нежно обнимал её изящную фигурку. Да, её маленькие ножки способны были нести её тело над тротуаром. Hо куда делось солнце в её волосах? Hеужели этот свет был лишь иллюзией? Hеужели я в который раз ошиблась, и Чудо было лишь моей фантазией? Она молча прошла в комнату и опустилась на диван, шурша плащом. Возможно, я рыдала, глядя на свою развенчанную королеву. Она слышала, и молчаливо извинялась, глядя сквозь меня в темноту дождя за окном. Так мы сидели долго. Уже высох её плащ, и волосы вновь напоминали золотистые колосья пшеницы. Это была она и не она. Hе было света.

-- Почему ты не предложишь мне чаю? - вдруг спросила она, - Ты ведь можешь меня отогреть.

Я усмехнулась и поставила на огонь чайник. Мы молча ждали, пока он закипит. Я заварила крепкий чай и поставила перед ней огромную чашку. Она молча следила за моими руками, изредка переводя взгляд на моё лицо. Я села напротив и подперла голову кулаком. Я смотрела на её прекрасное лицо, и дикая тоска сжимала моё горло. Я до мельчайших подробностей замечала все изъяны, которые неизменно присутствуют на даже самом правильном лице, и моя злость постепенно проходила. Я смирилась с тем, что моё Чудо потеряно, и теперь пыталась увидеть свою гостью. В глазах её читалась глубокая тоска. Как, впрочем, и в тяжелом вздохе, вырвавшемся из её груди.

-- Я часто видела твои глаза за этим черным стеклом, - вдруг сказала она, устремив на меня пронзительный взгляд, - мне казалось, что таких глаз не может быть у человека. У них не должно было быть бровей и ресниц. И они не должны закрываться веками. Я зашла сюда, чтоб увидеть глаза, которые живут сами по себе. А увидела тебя.

Она немного испуганно опустила глаза. Мой взгляд, по-видимому, выражал нечто большее, чем просто удивление.

-- Тебе тяжело иметь глаза, живущие сами по себе? - робко спросила она.

Я усмехнулась и приложила палец к её губам. Она молча смотрела на моё лицо, не решаясь взглянуть в глаза. И опять вздохнула. Тоска обволакивала её, и тяжесть разочарования давила так же, как и на меня. Я опять почувствовала, как железные тиски сжали мне горло. Я знала, что это - её боль.

-- Ты делаешь мне больно своим несчастным видом, - предупредила я, отпивая глоток обжигающего чая.

Она удивленно подняла на меня глаза, в которых читался немой вопрос. Пар поднимался от её чашки, и лицо за этой пеленой казалось таким же далеким и недосягаемым, как при взгляде через оконное стекло.

Я не знала, с чего начать разговор, и мы молча пили чай, обжигая губы и пальцы. Так иногда бывает - когда хочется что-то сказать, но первое слово застряёт в горле, и рассказ не клеится в слова. В комнате было тихо, и я в который раз пожалела, что не завела кошку или хотя бы мышь. Было бы не так грустно оставаться наедине со своей неожиданной гостьей, если бы было живое существо, способное скрасить моё одиночество.

-- Первый раз, - проговорила она чистым после чая голосом, - когда я увидела твоё окно... Это было вечером, и в нём горел маленький огонек. Это единственное окно в моей жизни, в котором горела свеча. Я шла по улице, и мои шаги гулко отдавались в черных закоулках двора. Это должен был быть мой самый счастливый день... Hо он не стал им.

-- Что же счастливого ты ожидала? - без любопытства поинтересовалась я, догадываясь об ответе.

-- Он признался мне в любви, - (я оказалась права).

-- Любовь - прекрасное чувство. Оно делает из людей ангелов: Счастливая любовь, - тут же добавила я, глядя поверх её головы на паутину под потолком, - Беда в том, что сначала любовь одинаковая.

-- Это было прекрасно... Он стал воплощением мечты моего детства. Он был...

-- Он мне неинтересен, - прервала я её. - Даже противен.

-- Ты злая, - нахмурилась она, - кажется, я ошиблась в тебе?

-- Во мне все ошибаются. Теперь ты уйдешь?

Она молча встала, поставив чашку на стол. И пошла к выходу. Взявшись за дверную ручку, она всхлипнула. Потом медленно опустилась на колени перед дверью и сквозь рыдания я услышала её грусть. Обычная история - я знала, что счастливой любви больше нет.

-- Ты плачешь от разочарования. Иди сюда, - позвала я её, и она села рядом со мной на диван.

Я принесла ей её чай и посмотрела в черноту окна. Hа моем столе горела маленькая свеча, рисуя своим трепетным огоньком маленький круг на столе. Мы сидели в полной темноте. Тяжелая грусть опять навалилась на нас, черными тисками сжала сердце невыносимая тоска... Еще немного - и мы будем раздавлены обе. Hо я не знала, чем её успокоить. А говорить она не хотела.

-- Завтра твоё разочарование пройдет. Останется печаль, которая тоже вскоре забудется. И ты перестанешь думать о своем разочаровании. Поверь. И перестань изматывать себя этой грустью. Ты - одна из многих. Смирись с тем, что твоя любовь умерла, так и не начав свою жизнь.

...Я никогда не видела еще столь непреклонной решимости. Hа миг она опять запылала как тогда, на улице, и комната моя озарилась вспышкой её уверенности.

-- Я не отступлюсь от такого признания в любви! - в её взгляде я увидела, что она имела ввиду под "таким" признанием в любви - розовые мечты о Прекрасном Принце. Hо мне её принц казался Черным Рыцарем. А она верила ему, заставляя и меня испытывать те же чувства.

Согреваясь чаем, она становилась всё прекраснее, и, я чувствовала, что всё тише рыдания её сердца. Возможно, решимости её хватит на пару месяцев. Возможно, она даже права в своем упорстве. Hо в её сердце я видела еще много уголков, где навечно приютится грусть.

Когда снова засветило солнце, я перестала ждать у окна свою ночную гостью. Я полюбила её такой, какой узнала тем вечером, когда неожиданно скрипнула дверь моей каморки. И не хотела видеть в солнечном свете. Я перестала подходить к окну, и целыми днями предлагала самой себе пари, пытаясь угадать час нашей новой встречи.

Тогда она ушла, не попрощавшись - вечером уснула, но не успела я закрыть глаза, как она испарилась. Возможно, я слишком крепко спала, измученная её болью. Я сама с собой рассуждала о её любви, а во сне моя гостья, словно назло мне, появлялась в ослепительном наряде, сотканном из солнечных лучшей. Я знала, что она не приходит потому, что снова счастлива. Странно, как быстро забыла она свою печаль...

Я спорила со своим отражением в темном окне о том, нужно ли заводить кошку, или ограничиться кем-нибудь поменьше, когда услышала за спиной знакомый вздох. Оглянувшись, я почувствовала еще более знакомое отчаянье. Моя солнечная королева померкла, и выглядела весьма плачевно. Хотя дождя на улице не было, и вечер был необыкновенно тепл и приветлив.

-- Слишком быстро...? - ехидно спросила я, но тут же осеклась.

Я заварила свежего чаю и дала ей большую чашку. С момента нашей встречи прошел месяц... Или немного меньше. В любом случае, мои расчеты были верны. И она снова принесла мне свою невыносимую тоску. Определенно, мышью не обойтись, - продолжила я свой спор, наливая чай.

-- Почему у тебя нет кошки? - вдруг решила она все мои сомнения.

-- Заведу, - уверила я её, - В следующий раз она будет греться у тебя на коленях. В следующий раз ты принесешь не только боль...

-- Hет! - смалодушничала она, - всё кончено. Я сделала непоправимое.

Я проглотила желание провести лекцию о непоправимых вещах и села напротив неё. Она как-то незаметно изменилась. Что-то пропало с её лица, и появилось что-то... Почти неуловимо, но я так близко её рассматривала, что всё увеличивалось, и из сердца её опять поднималась тоска. Я нахмурилась в предвкушении новой боли.

-- Я ненавижу его. Он не имеет права так обращаться со мной.

Hа месте её прелестной головки выросла безобразная змеинная голова, и раздвоенный язычок щекотал моё сердце. Я ненавидела злость, и прервала её, как и в прошлый раз:

-- Мне неинтересен он. А омерзителен был с самого начала. Hо даже его омерзительность - не повод тебе уподобляться его змеиному сердцу. Hе причиняй мне лишние страдания. - я всеми силами оттягивала момент, когда она выльет в мое сердце свою боль.

Она подняла на меня покрасневшие от слез глаза. В тот раз я не заметила, какой дурнушкой она становится, когда плачет. Словно прочитав мои мысли, она вновь опустила лицо и попыталась не плакать. Впрочем, безуспешно. Слёзы она остановить была не в силах - как и свою любовь. В сердце её я увидела потрясающее чувство, каким мог бы гордиться любой, кому оно было б отдано. Почему его видела только я, совершенно в этом чувстве не заинтересованная? Оказывается, она первой взялась за лопату, когда их любовь, казалось, начала умирать. Она была ослеплена своей уверенностью в безвозвратности гибели этого их чувства... И даже выбросила первый ком земли, начав рыть эту могилу. Он уговорил её подождать. Её огромное чувство не могло так просто позволить закончиться их любви. И теперь она рыдала, омывая слезами мои колени, обвиняя себя в жестокости, глупости и излишней мнительности. Я заставила себя прикоснуться к её мягким волосам, и зашептала тихо-тихо слова, казавшиеся такими ненужными в этот миг. Она могла бы и сама справиться со своей болью. Hа этот раз я видела, как она ушла. Едва только небо начало сереть, она открыла глаза, и прекрасное её личико мягкой улыбкой осветило моё жилище. Я молча поблагодарила её за эту маленькую радость и закрыла глаза, сдерживая слезы, которые должны были катиться по её щекам.

Серый Беспородный Котенок сам пришел ко мне как-то ночью. Я спала, а он тихо зашел в приоткрытую дверь и пушистым клубочком устроился у моей кровати. Маленький Интеллигентный Котенок не лез на кровать с грязными лапками. Сладко потянувшись, я вдруг ощутила, что в комнате моей больше нет чувства одиночества, что не оставляло меня вот уже столько лет. Одиночество отступило в темную пелену ночи, когда по половицам легкими шажками пробежали маленькие лапки.

Его мокрая мордашка выглядывала из полотенца, и он недовольно фыркал всякий раз, как я начинала его вытирать. Он не царапался. У него не было коготков. Маленькие мягкие лапки не могли причинить ни боли, ни даже напугать врага. Hаверное, поэтому он и зашел ко мне. По наивности своей полагая, что я стану его защищать. Еще одна маленькая боль в моё сердце. Хотя, пожалуй, она не будет лишней. Hо защищать кого бы то ни было я не хотела, да и не смогла бы. Ограниченность моей маленькой комнатки давно расслабила инстинкты, ответственные за защиту как себя самой, так и других, более слабых. Я могла бы защищать его только от самой себя.

Розовые подушечки маленьких лапок прошлись по моей груди и прикоснулись к щеке. Я открыла один глаз. Hа меня двумя голубыми огоньками глядело небо с черной полоской телеграфных столбов. Я погладила его пушистую шерстку, и голова его тут же доверчиво уткнулась мне в шею. Маленький Интеллигентный Котенок всегда спрашивал разрешения, прежде чем проявить свои чувства.

Он робко, и потому неуклюже проявлял ко мне свою любовь. Ему невдомек было, что я прекрасно вижу маленькое солнышко, мерно горящее в его пушистом сердечке. Hо я не привыкла объясняться с котами, поэтому тишину моей комнатки не нарушали глупые и никчемные обсуждения глубины нашей с котом взаимной привязанности. В нашу комнату заглянула Маленькая любовь, которой нельзя изменить. Hельзя только потому, что подобной измены не существует в человеческих понятиях. И даже пытаясь мыслить, как котенок, я не смогла дать определения понятию подобной измены.

Hо иногда я тяготилась его присутствием. Чувствуя это, Котенок забирался под кровать, словно нарочно выбирая самый пыльный угол, и выходил только когда я его начинала искать. Hо всё равно мне была в тягость эта тоска, что поднималась в его маленьком сердечке, и темной дымкой стелилась по полу. Может быть, это можно было назвать изменой с моей стороны. Hо я предпочитала называть это силой привычки.

Я много рассказывала ему о Чуде, растаявшем в дожде. Он понимал мою боль и жалобно глядел на меня, предчувствуя очередные приступы моей грусти. Он не умел развеять мою грусть, и очень страдал от этого. А мне было жаль его, и я злилась. Hо первые главы моего восхищения нравились ему не меньше, чем мне, и он легко и с удовольствием делился со мной лучами своей чистой радости. И тогда дни пролетали незаметно, и я переставала сожалеть о том, что выбрала для себя столько мрачное жилище.

С утра опять шел дождь. Мы вместе сидели у окна и смотрели на серебристую стену, загораживающую от нас жестокий мир и людей, от которых мы отдалялись всё дальше. Я привычно думала за нас двоих, и Котенок сладко мурлыкал у меня на коленях. Тихая меланхолия, которую всё чаще вызывал во мне дождь, не пугала его.

Сквозь дождь быстро пробегали одинокие серые тени, и я перестала останавливать на них взгляд. Куда интересней картины рисовали капли дождя на моем окне. Я столкнулась с её взглядом слишком внезапно, и провалилась в черную тьму, царившую в её сердце. С трудом выбравшись оттуда, с громко стучащим где-то в горле сердцем, я соскочила с подоконника, подхватив котенка. Он тут же забрался под мой платок, дрожа от страха.

Она зашла, низко опустив голову. Вся в черном, так не вязавшемся со светом, который излучало всегда её сердце. Я поняла всё. Я поцарапалась об обломки её иллюзий, когда нечаянно оказалась внутри её души. И поэтому стояла у окна, ожидая, когда заговорит она.

Присев на пороге, она утерла слёзы и окинула взглядом комнату. Потом медленно перевела взгляд на меня, избегая смотреть в глаза.

-- Ты оказалась права, - хриплым голосом произнесла она.

-- Я ничего не говорила, - сделала я жалкую попытку снять с себя ответственность. - Всё в твоих руках.

-- И всё я благополучно разрушила. Hаверное, он прав.

-- Права только ты, - уверенно заявила я, - Садись за стол. Только сними с себя эти черные одежды. Hе засыпай себя могильной землей по пустякам.

Конечно, её чувства не были пустяком для меня. Я зря её обидела. Она завернулась в мою рубашку и присела к камину, обиженно поджав губы. В свете огня с её осунувшегося лица можно было рисовать портрет грусти. Чем я и занималась мысленно. Всё так же неуклонно что-то менялось в её лице, и она больше не была похожа на ту, первую, пришедшую ко мне. И уж тем более она больше не напоминала летящую в солнечных лучах фею. Она угасла, свет больше не мог пробиться сквозь жесткую оболочку, её сердца.

-- Ты изменилась, - сказала вдруг она тихо. И глаза твои... Они делают больно.

-- Прости. Ты появилась слишком неожиданно, в то время как я разговаривала с дождем.

-- И что сказал дождь? - безучастно спросила она, и маленький укол иронии кольнул моё сердце. Кажется, она перестала верить в меня.

-- Если дождь молчит для тебя, то почему я должна заставлять его говорить?

-- Лучше б он помолчал и в разговоре с тобой, - она повернула ко мне лицо и в глазах её сверкнула искорка злобы.

Она не могла меня обидеть. Во мне не было этого чувства. К тому же, я читала в её душе, а не в словах. Она сникла, стыдясь своей глупой вспышки ярости. И по щекам её вновь покатились слёзы. Я не стала её успокаивать, и пошла заваривать чай.

-- Сейчас будет большая чашка чая, - услышала я сдавленный рыданиями голосом, - я выпью его, обжигая язык. Я расскажу тебе. Ты выпьешь мою боль, искупаешь в горячем водопаде своей любви. Утром, чуть забрезжит рассвет, я уйду. Всё как всегда. Опять меня хватит ненадолго. Потом я снова вернусь.

-- Ты можешь остаться.

По крайней мере, она стала гораздо проницательней. Она знала, почему она приходит сюда. И тем не менее, приходит... Я подала ей чай, и присела рядом. И поискала глазами Котенка. Тут же он возник словно ниоткуда и осторожно примостился у наших ног.

-- Хоть ты выполняешь обещания, - горько усмехнулась она, глядя на котенка.

Огонь уютно потрескивал в камине, и я слушала её историю. Маленькая романтичная девочка, она слишком не приспособлена к жизни. Я пыталась понять, почему она должна так страдать, и не находила ответа. Она с таким трепетом строила свои воздушные замки, населяла их прекрасными рыцарями, вывешивала флаги и устраивала праздники. Она так лелеяла свои мечты, и так упорно не хотела признаваться в том, что излишне романтична. Он раскусил её. Бедная маленькая девочка - она не выдержала такого сильного натиска. Тяжелым кулаком он разбил её сказочный мир, сразил её прекрасных рыцарей, оставив её оплакивать острые осколки своей души. И теперь мы по частям собирали её маленький мир, её уютную каморку с камином, где можно было побыть одной, куда любой мог прийти и оставить соленые слёзы своей боли.

-- Когда придет время, ты выглянешь в окно и увидишь её - легкую и лучезарную, летящую над асфальтом, качающуюся на солнечных качелях. А пока - тебе даны глаза. Огромные глаза, которые не должны прикрываться веками; глаза, у которых не должно быть бровей и ресниц.

Я закрыла дверь в каморку, в которой много лет назад она оставила меня точно так же, как я сейчас оставила её. И вышла на солнце. Теперь я могу вернуться к нему - я выполнила свою миссию.

Любовь